Кромешник - О`Санчес

Вслед за Геком плескался обычный хвост из десятка приближённых и телохранителей. Сначала Гек пытался упразднить эту свиту, но потом плюнул и оставил как есть: то срочное сообщение, то наоборот – кого-то из своих послать потребуется, то с промзоны бегут жаловаться, то нужен громоотвод для очередного лягавого…

Сидельцу не к лицу любопытство, но всюду, где идёт Гек, – торчат из слепых барачных оконцев, из дверей бледные пятна – сидельцы таращатся на Самого, обмениваются впечатлениями: куда идёт, на кого смотрит… Шапки ломать перед ним – не положено, однако Соломан Ассириец рвёт казённый картуз с головы, прижимает руку к сердцу и кланяется, стоя в дверях сапожной мастерской. Гек едва заметно кивает и следует дальше – тут не подхалимаж, от души благодарность…

Дело было осенью. Гек шёл по тому же делу и адресу, как вдруг из барака вынырнул человек и бросился Геку наперерез. Поскользнулся на осколке ледышки и шлёпнулся перед Геком. Из барака уже бежали к нему догонщики, из-за спины выскочили нерасторопные дылды-охранники, но упавший, все ещё лёжа на спине, успел сложить руки ковшиком и выкрикнуть: «Справедливости! Рассуди, пахан!» И столько душевной муки и боли стояло в этом крике, что Гек заколебался, а через секунду и вовсе передумал:

– Назад. Не трогать. Ты Хряпа, если не ошибаюсь? Излагай, кто он и почему бежал?

Польщённый до печёнок тем, что его помнит сам Ларей, косноязычный нетак Хряпа с помощью рук и слов-паразитов объяснил, что беглец – новенький, только что прибыл с Иневийской крытки с пятнахой на плечах за изнасилование малолетней девочки. На следствии подписался, а на суде отказался. Сегодня назначен для него разбор с правилкой, как положено.

Гек задумался. Итог правилки заранее известен: «очко за очко»…

– Разбор отложить до вечера, я сам приду. Сразу после отбоя. Присмотрите, чтобы к вахте не намылился. Не более того…

Соломан Ассириец через отца, ветерана войны, пятикратного кавалера солдатского креста, поселился в престижном районе Иневии, где именным указом Господина Президента отцу подарили квартиру. Отец был дряхл и болен, требовался пригляд и уход. Так Соломан поселился у отца. Но однажды под утро полиция обнаружила у ворот соседнего особняка бесчувственное истерзанное тельце семилетней девочки. Особняк принадлежал городскому прокурору. В окрестных домах жили тоже не последние люди в городе, поэтому виноватых искать было непросто и отнюдь не безопасно.

Сроки поджимали, а Соломан подвернулся как нельзя более кстати: две ходки за ним были – мелкая кража и хулиганство. Тот факт, что он всю неделю, включая злополучную ночь, провёл за городом в весёлой компании, следователей не смутил: взяли под арест и стали требовать признания. Но несчастный Соломан оказался крепким орешком: его били и пытали несколько месяцев подряд, прежде чем он сломался и дал необходимые показания. На суде его криков и объяснений никто уже не слушал – пятнадцать лет на жёстком режиме. Дали бы и больше, поскольку девочка умерла, но в районе вновь произошёл подобный случай, в то время как у подследственного Соломана было железное решёточное алиби, которое не мог опровергнуть даже самый изобретательный следователь. Запахло скандалом, поэтому суд, прокурор и казённый адвокат утрамбовали процесс в один день. Так Соломан оказался в Эльдорадо (с приходом Ларея и сама зона поменяла название, «Аргентиной» по привычке её называли только лягавые, а сидельцы старались не ошибаться в названиях, себе дороже).

Гек сидел на табуретке посреди сушилки и внимательно слушал рассказ Соломана. За его спиной стояли двое зырковых – из его и местного барака, а также трое местных угловых. Гек сам задавал вопросы, не препятствовал и остальным. Примерно через час он оглянулся на ребят, как бы испрашивая разрешения – все замерли, – и подвёл итог:

– Мы проверим. Но помни, Соломан, если ты наврал нам – пожалеешь. Это тебе только сейчас кажется, что хуже не бывает кары за предполагаемый проступок… Бывает, уверяю тебя. Некоторое время потом ты будешь жить и горевать, что смерть не приходит так долго. Не передумал?… Хорошо. Выделить ему отдельную шконку и место за столом. И посуду. Но поодаль от «птицефермы», чтобы ни вы, ни он – не зашкварились. Работы не давать, без причин не трамбовать. Расходимся.

Через месяц примерно из Иневии пришёл подробный отчёт. Гек опять пришёл в сушилку, все так же стояли за ним местные авторитеты, только робы на всех были зимние – в мае градусник стабильно показывал около тридцати ниже нуля.

Соломан, бледный как полотно, мял в руках шапку и старался, чтобы не заметно было, как у него трясутся руки. Мутный и едкий пот стекал с низкого лба на нос и щеки, но он не смел утереться и как заворожённый смотрел на Ларея.

– Я уже изложил все парням, посоветовался… «За чужого парится» – так сообщили мне люди, которым я доверяю. Ты невиновен, Соломан…

За спиной забулькало. Гек не глядя протянул руку, подхватил стакан с коньяком, встал.

– Выпей. Отныне ты равен другим. Живи, работай, сиди спокойно… трудилой.

У Соломана достало сил не расплескать коньяк, он выглотал целый стакан в считанные секунды, замер, и вдруг из глаз его побежали, сливаясь со струйками пота, слезы. Соломан повернулся – стакан выпал – и спотыкаясь побежал из сушилки: позорно взрослому мужчине плакать на людях… Гек извиняюще развёл руками, поднял стакан.

– Подыщите ему по специальности – вроде он сапожник…

…Следы привели к городскому же прокурору: сынок его забавлялся таким манером. В принципе Гек мог поднапрячься и сбить с Соломана приговор, вопрос лишь усилий и денег, но это уже проходило по совсем другим закоулкам морали и милосердия; и без того расследование влетело Геку в сотню тысяч с гаком. Гораздо перспективнее было взять на крючок прокурора и подлого его сынка-ублюдка…

А теперь уже дело к весне идёт, баба ждёт, мышцы ноют, головушка на волю просится… Осталось-то сидеть всего ничего, меньше полутора лета…

– Туман, сегодня подойдёшь к Ассирийцу, пусть прекратит шапку снимать. Да без рукосуйства, словами внятно объясни, что я ему не вертухай и не церковь… Куда порыл?… Позже скажешь, перед ужином и не при людях.

Сзади опять послышался топот: на всех парах за Геком и его свитой бежал Бенни Шип, угловой из их барака.

– Ларей… Фу, отдышусь… Ларей, слушай! Пригнали «коня» с воли, но не по правилам. Там «язычок». Говорят – срочно, лично в руки. Очень срочно!

– Давай сюда. – Гек взял бумажный рулончик, развернул.

«Малоун погиб. Автокатастрофа. Тони».

Гек стоял и потрясённо глядел в пространство. Столько раз он в мыслях представлял, как он встретится с Малоуном, как поедут они в китайский ресторан и будут трепаться о том о сём, о пустяках, никак не связанных с делами. А Малоун будет тарахтеть, поминутно утирая пот с толстой шеи, и при первой же возможности совать ему фотографии дочери и жены… Вот тебе и компьютеры… Кому он мог помешать, смешной коротышка Джо Малоун… Как же так… Ну почему не живётся хорошим людям на белом свете?…

Горькие мысли Гека дали сбой, проступила реальность: сырой ветерок толкал в ноздри запах прелого с опилками снега, свербил уши подвывающий голос Шипа…

– Ты что, что ты, Ларей! Сказали – срочно, я ни при чем… Гад буду – ничего не знаю! – Шип втянул голову в плечи, как распоследний фитиль, не смея отвести от Ларея ужасом наполненных глаз: Гек, оказывается, все это время смотрел на него. Свита ничего не понимала, их тоже прихватило холодком страха – Ларей привык убивать провинившихся и в куда более благодушном настроении, а уж в таком состоянии давно его никто не видывал… Сейчас мигнёт, и от Шипа только потроха останутся, видимо, косяка мощного спорол парняга…

– Да нет, все нормально, Бенни. Ты поступил правильно, и не о чем говорить. Туман, поди, скажи, что сегодня отменяется, вот деньги.

Напряжение спало. Шип только крутил головой, переводя дух. Ну и приходы у Ларея, недолго и заикой на всю жизнь остаться. Не зря его… Но что-то, видать, случилось, коли от бабы отказался. Ф-фу-у-х…

Туман уже был далеко впереди, шкрябая сапожищами асфальтовый плац на пути к заветному клубу и мечтая безнадёжно (какая бы ей разница, деньги-то все равно заплачены?…).

– Домой пошли. – Гек развернулся и тем же мерным шагом двинулся обратно. Свита молча расступилась перед ним и так же молча сомкнулась сзади.

– Шип, – Гек повернул голову на ходу, – подготовь к вечеру надёжного «коня», маляву в Бабл сброшу. Никаких факсов-максов, пусть самолётом подкинут. Контакт, в смысле адресат, тот же. Это важно, неожиданностей быть не должно.

– Нет проблем, только отмашку дай, а у нас все на мази.

– Добро. Меня до ужина не кантовать, разве что очень уж подопрёт. Мне подумать надо. Парни со смены придут – предупреди, чтобы не очень шумели… Не на цыпочках, пересаливать не надо, просто пусть не галдят.